Последствием пандемии будет усиление неравенства во всех сферах

Экономист Константин Сонин — о том, как коронавирус повлиял на мировую экономику

Пандемия коронавируса нанесла удар не только по системам здравоохранения разных стран, но и по их экономикам, а также по глобальной экономике, приведя ее к тому состоянию, которое получило в СМИ название «коронакризис». Что общего у пандемии и войны, насколько пострадали рынки и как скоро удастся справиться с последствиями кризиса, ПостНауке рассказал экономист Константин Сонин.

— Мы не впервые сталкиваемся с глобальной пандемией. Как раньше пандемии влияли на экономику? Какие данные об этом у нас есть?

— Последняя пандемия была ровно 100 лет назад, в 1918–1920 годах, — так называемая эпидемия испанки. С одной стороны, она хорошо изучена, но с другой — она совпала с окончанием Первой мировой войны, крупнейшего военного конфликта. Соответственно, во многих странах просто невозможно выделить последствия испанки, отделить последствия их от всего остального. Например, в России, по всей видимости, сотни тысяч человек умерли от испанского гриппа. Но поскольку это был год, когда полностью распалось государство, когда развернулась Гражданская война, когда значительная часть территории была оккупирована врагами, никто не делал точных подсчетов, умерли ли люди от голода, погибли во время войны или заразились новой инфекцией. Поэтому все оценки очень приблизительны.

Только США сначала участвовали в Первой мировой войне, а потом столкнулись с испанкой. Там умер почти целый процент населения — по разным оценкам, от 550 тысяч до 675 тысяч человек. Первая мировая война не велась на территории США, соответственно, последствия испанки там можно четко определить.

Что мы знаем про эту пандемию? Мы знаем, что сильно упала занятость. На десятки процентов упало производство. Был серьезный экономический кризис. Мы также узнали благодаря этому опыту, что ограничительные меры на развлечения, запреты на работу школ, на появление людей на улицах — все это затормозило экономический кризис и облегчило обновление экономики. То есть в тех городах и штатах, где вводились более жесткие ограничения, восстановление после кризиса шло легче и быстрее, чем там, где ограничения не вводились вовсе.

Весной правительства опирались именно на этот опыт, и по оценкам, которые появились за 2020 год, ограничительные меры сами по себе не внесли большого вклада в экономический спад. Главным фактором экономического спада стала пандемия сама по себе, само заболевание, страх людей, нежелание появляться в общественных местах, а не ограничительные меры как таковые.

— Экономика пандемии, или экономический кризис вследствие пандемии, и экономика войны — они чем-то схожи?

— Правительства до известной степени во времена эпидемий ведут себя так же, как и во время войн. Граждане в ходе войны легче соглашаются с тем, что вводятся разные ограничения на повседневную жизнь. В Англии, например, во время острой фазы войны с Гитлером было запрещено зажигать лампы, должно было быть очень серьезное затемнение. Это серьезно мешает уровню жизни. Также не проводились выборы, хотя парламент продолжал действовать. Но в принципе во время войны люди готовы смириться с гораздо большим ограничением своих прав и готовы делегировать гораздо больше правительству.

В ходе пандемии, конечно, ни английское правительство, ни американское, ни российское не попытались управлять экономикой так, как в военное время, например национализировать какие-то отрасли промышленности. Но военная риторика — это обращение к гражданам с просьбой легче пережить то, что вводятся дополнительные ограничения, которые понижают уровень жизни. Нужно носить маски, нужно дистанцироваться, не ходить в бары. Студентам на университетских кампусах не нужно участвовать в вечеринках. Это все тяжело, люди от этого несчастливы. И эта военная риторика помогает легче с этим справиться.

— Есть мнение, что в долгосрочной перспективе меры, принятые разными странами для предотвращения распространения коронавируса, могут привести к гораздо более плачевным последствиям, чем, например, если все просто переболеют. Насколько это справедливо?

— Во-первых, эксперимент с коронавирусом сейчас проходит в прямом эфире. Победа пока не одержана. Сейчас у человечества появился реальный шанс на победу. Но эксперимент не закончен, и неизвестно, кто насколько хорошо справился. Уже понятно, что некоторые вещи были сделаны плохо. Например, в Швеции не объявили ограничительные меры — и умерло много пожилых людей, гораздо больше, чем в странах с похожим уровнем жизни, с похожим поведением.

С другой стороны, мы извлечем уроки из этого кризиса. В одних странах удачные ограничительные меры, как оказалось, не особенно подорвали экономику. Если год назад казалось, что стоит ввести жесткий локдаун — и экономика упадет, то сейчас выяснилось, что фактически закрытие относительно небольшого количества мест, относительно небольшого количества отраслей промышленности, тех же баров и ресторанов, чувствительнее, чем-то, что люди не ходят на работу. В Америке, по некоторым оценкам, до половины рабочих мест можно перенести к сотруднику домой. До пандемии 5% полного рабочего времени люди работали из дома, а после пандемии этот показатель будет уже 20%. Оказалось, что многим можно работать удаленно без особой потери эффективности.

Исследование Opportunity Insights показало, как пандемия и удаленная учеба сказываются на образовании: в нем рассмотрели зависимость успеваемости по решению математических задач, того, как дети решают математические задачи на удаленке, от доходов их семьи, и оказалось, что у бедных детей успеваемость заметно упала. Причем надо понимать, что она упала по сравнению с показателями этих же самых детей до пандемии. То есть дело не в том, что бедные дети менее талантливые, а богатые — более талантливые. Последствия для бедных детей гораздо заметнее. И причины этого до конца пока не понятны — сам эксперимент их не показывает. Но, по всей видимости, это связано с тем, что в более бедных семьях хуже интернет, родители меньше остаются дома, вынуждены дольше работать на рабочем месте и поэтому меньше времени проводят с детьми, а также связано с тем, что, очевидно, родители менее образованные и приносят меньше образовательной пользы своему ребенку, когда проводят с ним время. Соответственно, одно из очень больших последствий 2020 года и коронакризиса — это увеличение неравенства в образовании.

— Выбор мер правительствами может выглядеть как «жизни людей против экономики»?

— Пока предварительный урок 2020 года заключается в том, что такого вопроса не стоит, что это ложная логика. Я знаю, что ковид-диссиденты пытались ее навязать: ты либо убиваешь экономику, либо убиваешь людей. Но это не так, потому что, по всей видимости, самые худшие экономические последствия наблюдаются именно там, где умирает больше всего людей. Там, где провалена борьба с кризисом — сейчас это вопрос о том, насколько хорошо будет идти вакцинация, — там же будут и худшие экономические последствия. Так было и после пандемии 1918 года.

— Медики выделяют волны заболеваемости. Можно ли выделить волны у коронакризиса?

— Год назад, в начале пандемии, начался кризис, были очень плохие ожидания, предсказывали, что экономика упадет совершенно катастрофически. Сначала было очень много увольнений — не только потому, что бизнесы закрывались, но и потому, что люди опасались ходить на работу. Но потом оказалось, что паническое закрытие рабочих мест не было необходимым, через рабочие места распространение вируса особенно не происходит. Поэтому восстановление в третьем квартале 2020 года происходило очень быстро, почти такими же темпами, как падение во втором квартале. И падение экономического производства за 2020 год оказалось небольшим — 3,5% в США. Это больше, чем в 2008–2009 году, но не катастрофа. В России ВВП упал на 3%, и это намного меньше, чем в 2008–2009 годах, когда ВВП упал почти на 10%. Так что прямые экономические последствия пока небольшие.

— Почему мы вообще считаем это кризисом? Кто-то успел озолотиться на фондовом рынке, на росте акций. Кто-то стал долларовым миллионером, а может, и миллиардером. Когда наблюдаешь за экономическими новостями, есть какой-то диссонанс между кризисом с одной стороны и ростом фондового рынка с другой.

— Это важный и непростой вопрос. Здесь значимо не только то, что фондовый рынок не то же самое, что экономика, но и то, что Америка (мы же говорим про американский фондовый рынок) — это уникальная страна. Там, когда происходит экономический кризис, занимать деньги для правительства становится дешевле. Тогда как для всех остальных в мире, когда наступает кризис, занимать деньги становится дороже. Потому что, когда происходит кризис, доллар и долларовые активы, облигации американского казначейства становятся более привлекательными во всем остальном мире: всем нужно что-то надежное. Нет ничего более надежного, чем бумаги американского казначейства. Соответственно, все начинают их покупать, они дешевеют. И американское правительство получает возможность занимать деньги под 0%, просто бесплатно. И это одна из причин, по которой у Америки получилось так, что экономика в кризисе, наблюдается спад производства, а реальные доходы при этом не упали, а, наоборот, сильно выросли.

— Какие сферы бизнеса лучше всего справились с кризисом?

— Самое очевидное — это все-таки телекоммуникации, все, что связано с возможностью удаленной работы, с логистикой. Наверное, Amazon — самый яркий пример. И, соответственно, его аналоги в других странах. И все, что связано с доставкой и дистрибуцией товаров народного потребления. Для меня, например, немного удивительно, что у Tesla такие хорошие доходы с их космическими кораблями и электромобилями. Кто бы мог подумать, что космические корабли могут приносить столько выгоды, когда в экономике кризис?

— А как вы объясняете «эффект Tesla»?

— Скорее всего, рынок оптимистично смотрит на это, потому что пока ответ на внешнюю угрозу, на пандемию, оказался гораздо лучше, чем виделось год назад. Год назад казалось, что будет страшный удар, а на деле все оказалось не так уж плохо. Теперь в Америке ожидают от 5 до 7% роста в этом году. И, вероятно, кто-то даже предвидит новые 1920-е, то есть целое десятилетие быстрого развития, роста и сплошного праздника, как в «Великом Гэтсби».

— Каковы прогнозы относительно глобальной экономики?

— Сейчас ключевой экономический параметр — это темпы вакцинации. Если страна будет вакцинироваться достаточно быстро, то у нее в 2021 году будет быстрый рост. Американское правительство ожидает 5% роста, а Goldman Sachs — 7%. Это совершенно невероятные темпы, плюс быстрый рост в следующие годы. То есть будет не только восстановление, но еще и эффект быстрого восстановления, продолжающийся в течение нескольких лет. В российской экономике ожидается некоторое улучшение. Хотя в официальных документах и программах все равно не ожидается выхода из стагнации, которая наблюдается уже 10 лет. Остается все тот же тренд низких темпов роста. Мы плохо понимаем, что происходит в Китае, потому что китайское правительство, возможно, сильно манипулирует статистикой, но, вероятно, рост у них будет продолжаться.

Последствием пандемии будет усиление неравенства во всех сферах. Пандемия — это такой шок, который сильных и богатых сделал сильнее и богаче, а слабых и бедных — слабее и беднее. Если у страны были проблемы, то они усилились. Если у страны были преимущества, эти преимущества усилились. Мы об этом говорили в контексте образования, но мне кажется, что это относится и к странам. И борьба с этим неравенством, я думаю, будет продолжаться всю нашу оставшуюся жизнь.