Разносолы языка ненависти. Как неприятие других стало основой русской жизни
Почему именно в русском языке и социальной жизни ненависть расцвела особенно пышным цветом? Кто стал ее прародителем и почему его последователи сегодня в особенном почете? И можно ли свернуть с пути ненависти на какой-то другой?
Все знают, что русский язык богат и могуч. Но не менее богатым и могучим является русский язык ненависти. Чувство ненависти — в природе человека. Язык ненависти — рупор этого чувства.
Есть культуры, которые работают над тем, чтобы сдержать, унять язык ненависти. В наше время удачно (или не очень) этим занята этика политкорректности. Она порой, как мы видим сейчас в Америке, доходит до нелепости, выворачивается в другой язык ненависти, но политкорректность — новый инструментарий, никто не научился правильно его применять, хотя там «у них» знают, что в принципе он нужен.
Есть культуры, которые счастливы разжигать язык ненависти. Я говорю, в частности, о нашей культуре. В ней происходит настоящий эксгибиционизм ненависти, которая то кутается в непристойные слова, то ходит совсем голая, с красным задом макаки.
На роскошном столе русского языка выставлены поразительные разносолы языка ненависти. Классовая ненависть была нашим основным блюдом в течение всей советской власти. Правда, в брежневском финале Советского Союза она стала скорее декором, однако ненависть к инакомыслию неустанно отправляла диссидентов в психушки, ссылки и лагеря. Горбачев был единственным лидером страны, который укоротил язык ненависти. Хорошо помню, как я пришел на Арбате в гости к Алексею Федоровичу Лосеву и сообщил, что для Горбачева человеческие ценности важнее классовых. Философ, старый лагерник, маленький, в своей неизменной черной скуфье, помолчал, а потом тихо сказал: «Это серьезно». Но это был в масштабах нашей истории минутный отказ от ненависти.
Дальше нахлынула другая ненависть. Она не исключает и классовую, но она становится все шире, охватывает западную цивилизацию, либералов, иностранных агентов, сообщество ЛГБТ. Нет этой ненависти ни конца, ни края. Она патриотична, она бичует всех «чужих». Правда, в ответ либералы ненавидят власть, силовиков, прочих притеснителей свобод. В общем, хороший клубок ненависти образовался у нас в стране.
Откуда взялась эта разветвленная культура ненависти, кем были ее прародители? Ведь надо признать, что не каждая культура может похвастаться таким изобилием враждебных вихрей. Современный Запад стремится перевести чужие мнения в многоголосие, в бахтинскую полифонию. Нам это глубоко чуждо. Мы — поджигатели словесной войны. Но нас очень удивляет, когда враги начинают отвечать нам в духе взаимности. То Рейган выскажется об империи зла, то Байден назовет Путина убийцей. Однако корни языка ненависти лежат в нашей собственной культуре.
Я думаю, что зачинателем тут выступил неистовый Виссарион Белинский. В стране, где был запрет на свободную мысль, единственной отдушиной была литература. Белинский выстроил ее по ранжиру, определил роды войск: вот тут — роты классиков, там — батальоны сентименталистов, а это — уланские полки романтиков. Сначала Белинский работал в жанре «искусство для искусства» — просто выстраивал полки. Затем привел их к царской присяге, заявив, что действительность разумна, при этом сославшись на упрощенного им Гегеля. Но в таком коленопреклоненном построении литература выглядела пресно. Тогда он сделал гениальное открытие, на этот раз сославшись на французских просветителей, которых раньше терпеть не мог: литература может приносить пользу. И тут понеслось! Польза — вот главная мантра русской литературы от Белинского до наших дней. Литературе Белинский дал приказ служить освободительному движению. Кто не с нами, тот против нас! Крепчал язык ненависти. Всем известно, как главный критик страны поносил Гоголя, автора «Выбранных мест из переписки с друзьями», в своем знаменитом письме: «Проповедник кнута, апостол невежества, поборник обскурантизма и мракобесия, панегирист татарских нравов…» Но это еще цветочки. Настоящая ненависть таилась в письмах Белинского. Вот, к примеру, его мнение о выдающемся журналисте того времени Николае Полевом: «Если бы я мог раздавить моею ногою Полевого, как гадину, — я не сделал бы этого только потому, что не захотел бы запачкать подошвы моего сапога. Это мерзавец, подлец первой степени: он друг Булгарина…; бессовестный плут, завистник, низкопоклонник, дюжинный писака, покровитель посредственности, враг всего живого, талантливого. Знаю, что когда-то он имел значение, уважаю его за прежнее, но теперь — что он делает теперь? — …проповедует ту расейскую действительность, которую так энергически некогда преследовал, которой нанес первые сильные удары». Достоевский не зря, видимо, сказал, что Белинский — «самое смрадное, тупое и позорное явление русской жизни…» Да, Белинский, став законодателем литературной моды ненависти, отравил русскую культуру. Включая и Достоевского, который, как видим, полил грязью ненависти самого Белинского.
Эстафету Белинского приняли Чернышевский и Добролюбов, затем Писарев, но ненависть еще носила доморощенный характер. Всем этим ребятам нужен был фундамент, и Россия наконец нашла его в марксизме. Язык Ленина — это уже уверенная поступь ненависти. О Сталине и его палачах вроде Вышинского («Собакам — собачья смерть!» — о старых большевиках) и говорить не приходится.
Но в начале начал был Белинский, у которого было хобби — он обожал кактусы. Он так обожал кактусы, что жена ревновала его к кактусам. И он все свое творчество обратил в колючки. Это же он отверг талант Баратынского, отказался считать поэтом Бенедиктова, ругал «Бориса Годунова» Пушкина и «Двойника» Достоевского и т. д.
Кулинария ненависти у нас теперь в полном разгаре.
Давайте взглянем на ее разносолы.
Врагов убивают откровенной площадной бранью. Мат — это посыл на смерть. Привет тюрьме! Но не только — он принимается во всех сферах нашей жизни. Семейное насилие залито кровью и матом. Государство не вмешивается. Ему по фигу, оно чувствует здесь родственный запах насилия.
Врагов мучают и убивают издевательской речью. Ну вроде глумления над «берлинским пациентом». Это развязавшийся язык телевизора. Это помойки интернета. Это властная и провластная речь. Ненависть вездесуща, от гопнической подворотни и вечернего народа перед голубым экраном до президентских дворцов (путь, впрочем, не длинный). Теперь язык ненависти добрался и до дипломатии. Она заполыхала хамскими выпадами.
Языком ненависти я считаю и бюрократический язык, на котором государство через губу разговаривает с населением. И как на такое явление отвечать оппозиции? Может быть, тоже ненавистью?
Мы все варимся в ненависти. Ее язык отвергает те общечеловеческие ценности, которые мелькнули и исчезли в конце 1980-х годов. Гудбай, полифония мыслей и демонстраций!
Мы — дети, внуки, правнуки ненависти. Нам трудно сойти с этого пути. Да и стоит ли? А что, если только в ненависти мы, обретая нашу уникальную самобытность, и можем выжить?
Источники / Sources
