Ошибка оптимиста: почему цены на нефть продолжат свое падение
Несмотря на оптимистические прогнозы руководителей некоторых российских нефтедобывающих компаний, нет никаких предпосылок к тому, чтобы цены на нефть к концу года вернулись в приемлемый для отрасли коридор, считает эксперт RusEnergy Михаил Крутихин
Звучит парадоксально, но, кажется, руководитель «Роснефти» Игорь Сечин пообещал американским «сланцевым» компаниям, что они преодолеют период низких цен на нефть и вернутся к коммерческой рентабельности проектов уже к концу текущего года.
В телевизионном интервью 20 марта он предсказал возвращение цен в коридор $50-60 за баррель из-за того, что с рынка уйдут разорившиеся американские компании. Еще раз для тех, кто не понял сразу: из прогноза Сечина следует, что уже к концу года на место разорившихся нерентабельных сланцевых компаний в США могут прийти новые — или старые — игроки и быстро возобновить добычу нефти из сланцевых пород в новых ценовых условиях. Сланцевая отрасль в Северной Америке давно доказала, что гибкости и выживаемости ей не занимать.
Другой вопрос — обоснованы ли подобные прогнозы.
Мартовский крах нефтяных котировок был вызван не только и не столько давно ожидавшимся спадом мировой экономической активности и не его ускорителем — эпидемией коронавируса. Его спровоцировало решение России резко прервать сотрудничество с ОПЕК. Это решение было принято руководством России во многом под воздействием главы «Роснефти», аргументы которого сводились, как мы видим, к предсказанию банкротства американских компаний. Кроме этого не вполне рационального аргумента на позицию российской делегации на венском совещании ОПЕК+ повлияли оценки конкурентоспособности нефтедобычи в России и других странах. Оценки эти на поверку тоже далеки от рациональности.
Себе дороже
Сечин оценил себестоимость добычи барреля нефти в его компании в $3,10, а у других компаний — примерно в $5, что должно, вероятно, демонстрировать мощную «подушку безопасности» для выживания в период низких цен. Вот только цифры мало подходят для сравнения с показателями у конкурентов. Они отражают операционные издержки (lifting costs) по подъему нефти из уже построенной работающей скважины. Сюда не входят капитальные расходы по разведке и оценке запасов, капитальному строительству на промысле, административные и маркетинговые издержки, стоимость транспортировки и, конечно, налоги. Если уж сравнивать, так сравнивать надо по себестоимость барреля, погруженного в танкер на условиях fob («Франко борт» — товар считается поставленным, когда он поступил на борт судна в порту отправки. — Forbes) и готового отправиться к конечному потребителю. Тогда перспектива победы или поражения в соперничестве с другими поставщиками нефти станет более очевидной и обоснованной.
Когда саудовская компания Saudi Aramco готовилась выйти на рынок акций, она поручила респектабельной фирме IHS Markit оценить себестоимость саудовской нефти в сравнении с данными других экспортеров — с учетом налогов и всех издержек. В проекте эмиссии акций это сравнение зафиксировано. Получилось, что безубыточная цена саудовской нефти составляет в среднем $17 за баррель, а для нефти со старых проектов, где капиталовложения давно окупились, даже около $10. Безубыточную цену российской нефти там оценили в $42 за баррель.
Это, кстати, не противоречит данным российских ведомств. Заместитель министра энергетики РФ Павел Сорокин, например, говорил в феврале 2019 года, что себестоимость нашего барреля за вычетом налогов равна в среднем $25.
Выходит, доводы Сечина о конкурентоспособности российской нефти в период низких цен не соответствуют действительности и прав, к примеру, вице-президент «Лукойла »Леонид Федун, заявивший, что цена в $25 за баррель является «катастрофической» и даже уровень $35 приведет к сокращению объема добычи.
Чаша с краями полна
Отвлечемся на пару минут от нынешней системы ценообразования, где тон задают спекулянты финансового рынка, торгующие такими бумагами, как фьючерсы, форварды и прочие деривативы и извлекающие прибыль из волатильности (часто спровоцированной нарочно запущенными ложными новостями). Вернемся в старое доброе время, когда цена определялась главным фундаментальным показателем — балансом спроса и предложения физических объемов нефти.
Мы наблюдаем большой перекос в сторону предложения при сократившемся спросе, который в тому же имеет тенденцию к дальнейшему скукоживанию под воздействием коронавируса и общего экономического спада, грозящего рецессией и стагнацией. Цикл экономического роста, судя по многим признакам, завершен.
Спрос на нефть и нефтепродукты в Азии только за февраль сократился на 7 млн баррелей в сутки, а в мировом масштабе в апреле ожидается спад среднесуточного спроса на уровне примерно 10-11 млн баррелей, прогнозирует норвежская компания Rystad Energy. Некоторое оживление спроса можно предположить на конец года, однако все будет зависеть от масштабов пандемии и ее воздействия на экономику. Стоит вспомнить, что в 2019 году спрос на нефть в мире превышал 100 млн баррелей в сутки.
Что касается предложения нефти, то здесь налицо тенденция к значительному росту. По оценкам той же Rystad Energy, в апреле на рынок дополнительно к мартовским показателям поступит от 1,76 до 2,75 млн баррелей в сутки (зависит от возможного возобновления добычи в Ливии), а в мае приток новой нефти может вырасти до 3,55 млн баррелей в сутки.
При этом одним из важных факторов оценки баланса спроса и предложения остается свободная емкость резервных нефтехранилищ по всему миру. В них накапливаются излишки нефти, которые страны-потребители расходуют в периоды повышенного спроса или чрезмерно высоких цен. Размер уже накопленной на этот момент нефти оценивается в 7,2 млрд баррелей, включая 1,3-1,4 млрд в еще не разгруженных танкерах в море и на рейдах. Это означает, что для хранения излишков задействовано уже 76% относительно свободных емкостей. При нынешних темпах поступления невостребованной нефти на рынок (около 6 млн баррелей в сутки) все резервы хранения будут заполнены за несколько месяцев, задолго до конца года.
Каких же цен ожидать рынку?
Покупатели уже сейчас имеют возможность выбирать самую дешевую нефть при спотовых закупках и требовать пересмотра цены в долгосрочных контрактах. Вот как ситуацию прокомментировала Паола Родригес-Масью, аналитик нефтяных рынков в Rystad Energy: «При нынешних темпах заполнения хранилищ цены могут испытать ту же судьбу, что и в 1998 году, когда Брент рухнул до рекордно низкой отметки в $10 за баррель». И пока все признаки свидетельствуют о том, что подобный сценарий имеет право на существование. Давление на нефтяные цены нарастает.
На фоне таких прогнозов усилия ОПЕК+, где до демарша России планировали сократить добычу на 1,5 млн баррелей в сутки, в случае возобновления соглашения уже были бы сегодня как мертвому припарки. Принятое под влиянием сечинских аргументов и цифр решение имело лавинообразный эффект, который вряд ли предвидели в Москве. И уж наверняка там не рассчитывали на наметившееся сближение главных конкурентов российского нефтеэкспорта — Саудовской Аравии и США, которые подают сигналы о координации действий на нефтяном рынке. Что касается России, то в таком альянсе места ей не найдется.
Источники / Sources
